О новой книге Ларше

 

Недавно издана новая книга Ж.-К. Ларше «Богословие божественных энергий». Она призвана оправдать паламитское богословие и снять одно из «полей напряжения» в богословском диалоге православных и католиков (такая же задача была у Ларше и при анализе Filioque  у прп. Максима Исповедника). После ознакомления с предисловием, заключением и выборочного прочтения ряда глав я пришел к неутешительному выводу, подтверждающему мои прежние наблюдения над книгами Ларше. Несмотря на то что это ученый знающий, он не отличается глубоким проникновением в суть проблем и независимостью в решении их, будучи больше излагателем, чем аналитиком. Кроме того, критического подхода вряд ли можно ожидать от «конверта», для которого переход из католичества в православие резко ограничил поле допустимой критики. Наконец, Ларше все время ставит перед собой и вполне практические задачи «экуменического диалога» (ест-но, при защите православных богословских позиций), а такая «современная направленность», сколь бы насущной и полезной она ни была бы сама по себе,  не способствует глубокому научному анализу.

Суть моих претензий к книге заключается в следующем.

1) Формальная сторона. Книга не снабжена сводной библиографией исследований (только перечнем первоисточников), нет именного указателя и указателя цитированных мест. Это сразу же затрудняет предварительную оценку объема работы и аргументации и заставляет читателя все время листать книгу (что мне и пришлось делать наряду с чтением).

2) Методология. Ларше прав в том, что требуется «независимый анализ» «снизу вверх» с учетом историко-богословского контекста. Но он не прав в том, что такого подхода достаточно. Несомненно, этот способ должен дополняться параллельно с анализом паламитских споров, позиций спорящих сторон и учетом их аргументации. Ничего этого в книге нет. Создается даже впечатление, что Ларше весьма слабо ориентируется в текстах авторов эпохи паламитских споров.

3) Более того. Ларше пишет, что намеренно опускает некоторые пункты в богословии Паламы, ибо они были данью времени. Но тем самым Ларше лишает паламизм одних из самых характерных его черт.  Суть паламизма не только в том, что есть бож. энерги, отличные от бож. сущности и нетварные. Суть и в том, что Фаворский свет является одной из таких нетварных энергий, и он видим даже телесными глазами людьми в этом мире. А показать, что святые отцы учили, что Фаворский свет — нетварная бож. энергия и при этом видим глазами, Ларше не смог бы при всем желании, ибо такого нет у Отцов. Между тем именно это учение было камнем преткновения антипаламитов.

4) При этом Ларше отнюдь не исследует проблематику саму по себе, но имеет определенные методологические пресуппозиции, которые пытается закамуфлировать. Так, при анализе высказываний Отцов о бож. энергиях не должны выходить на первый (особый) план Фаворский свет и благодать, ибо бож. энергий очень много.  То, что Ларше изолирует эти вопросы, — несомненная проекция ранних Отцов на паламитские споры. Такая методология вытекает отчасти из преклонения Ларше перед богословием «неопаламитов». Хотя сам он вроде бы критически пишет о них в предисловии, на самом деле Ларше вовсю пользуется (с моей точки зрения, весьма и весьма сомнительными) выводами и работами (и методологией) Кривошеина, Лосского, Мейендорфа. У Ларше поставлена изначально задача — показать соответствие паламизма всей восточной традиции, и весь его анализ на самом деле уже предзадан. Показателен такой пример. Ларше вовсю следует Романидису, утверждая, что паламизм противоречит августинизму (а, стало быть, всей западной традиции и томизму). Но на самом деле восточные Отцы просто не знали латинского языка, а когда Августина перевели, то даже и сам Палама стал его с удовольствием использовать (что всегда напрягало «неопаламитов»). Теперь это доказано неопровержимо (на текстах), и видно, что Ларше просто этого не знает.

5) Эта предзаданность видна и из предисловия, и из послесловия (где один из главных пунктов, нетварность энергий и их единство/множественность, формулируется как неизбежный вывод из прежде сказанного, хотя это вовсе не очевидно), и из отдельных глав. Так, совершенно не убеждает анализ богословия Григория Нисского. Для Ларше фомулировка энергии как «движения сущности» представляется крайней («даже такое определение есть»), но он потом забывает про нее и никак не объясняет, как в таком случае in divinis сущность отлична от энергии? Когда Ларше пишет про внутрибожественную жизнь, что-де и там есть энергии, отличные от сущности, он никак не поясняет, каким тогда именно образом «божественность» («божество») отлична от сущности? А ведь именование энергии «божеством» при постулировании множества энергий очевидно ведет к пантеизму, что и было замечено на Соборе 1351 г. Анализ формального и реального отличий энергий от сущности (есть ли отличие в самом Боге или только в нашем представлении) у Ларше совершенно неубедителен, прежде всего потому, что он, как и Палама, не проводит четкой границы между онтологией и гносеологией. Точно так же не убеждает и анализ богословия Максима. Ларше не хочет видеть, что у МИ конкурируют платонизм и аристотелизм и что поздний Максим склоняется к перипатетизму.  А неудобные цитаты Ларше хотя и приводит (в отличие от Паламы), но интерпретирует их как бы сквозь кривое зеркало. Самый показательный момент тут — Capita theologica I, 48–50. Их Ларше цитирует около 5 раз, но при этом абсолютно игнорирует слова Максима, что бож. энергии суть творения (эрга), хотя и вне времени, и пишет прямо противоположное, что по МИ они нетварны, раз они вечны (а вечное не может быть тварным). Это чистейшая «аргументация» Паламы, которая абсолютно не соответствует тексту.

6) Часто Ларше намеренно жёсток с католическими учеными и излишне доверчив к православным, опирается на вторичную литературу, не знает новейшей научной литературы. Тут очень показательна для меня лично глава про Макария. Вдруг неожиданно обособленно возникает тема Света (на самом деле, почему возникает, понятно). Поскольку Макарий — одна из главных опор паламизма, Ларше специально опровергает гипотезы про мессалианство, опираясь при этом на устаревшую литературу и совершенно не знает сути проблемы, касающейся атрибуции Корпуса Симеону Месопотамскому (он тут просто повторяет ошибки западных ученых).

7) Непонятно также, почему Ларше ограничился Отцами до Дамаскина? Это оглядка на западное понимание патристики? Конечно, сами паламиты приводили места в основном из ранних Отцов; Отцы после Фотия мало что дают для паламизма, кроме Филокве. Но есть одно важнейшее исключение: Симеон НБ. Паламитская мистика света опирается прежде всего на него (и меньше на Макария). Кроме того, непонятно, был ли у самого Паламы мистический опыт: если и был, то он о нем не пишет (этим и вызвано появление псевдопаламитского трактата, призванного заполнить эту лакуну). Отсутствие главы про Симеона сильно обедняет книгу. И тот факт, что сами по себе православные сочинения Макария и Симеона были поставлены Традицией чуть ли не в один ряд с ересями (я уже писал про это), — весьма показательный факт настороженного отношения богословия к личному мистическому опыту, трактуемому на уровне догматическом.

8) Методологических особенностей касается и принцип написания каждой главы. Часто глава похожа на классификацию значений слов, отысканных по индексам или по ТЛГ. Тут смешана, хотя и в упорядоченном виде, куча значений, ибо для Отцов энергия могла обозначать слишком многое. К паламизму это никакого отношения не имеет и сильно засоряет книгу, давая лишь внешнюю иллюзию объективности. К тому же это больше техническая работа, хотя и требует некоторых навыков. Гораздо важнее было бы исходить из контекста богословских споров каждой эпохи и реконструировать энергии в системе богословия каждого отца. И тогда было бы ясно, что никакого специального «богословия энергий» у Отцов до Паламы не было, там можно найти что угодно в хаотическом и неупорядоченном виде (или совсем в ином, «непаламитском» контексте). Вопрос же об отличии энергии от сущности во внутритроичной жизни просто не ставился. Тут обедняет книгу отсутствие анализа VI Вселенского Собора. Один из аргументов Паламы: Собор подтвердил отличие сущности от энергии. Но на самом деле это не так. Собор нигде не говорит, что в Боге сущность отлична от энергии: этому отнюдь не тождественно заявление, что энергия характеризует сущность. А «грамматические апелляции» Паламы, что, дескать, если сущность имеет энергию, то они обязательно отличны, ибо это подразумевает глагол «иметь», просто нелепы, особенно по отношению ко внутритроичной жизни.

Более общие соображения отчасти безотносительно к данной книге.

9) Даже если можно было бы найти что-то у Отцов похожее или нельзя было, то все равно можно было бы допустить отличие сущности от энергий, если бы это было зафиксировано на уровне Всеправославной Церкви в качестве нового догмата (чего до сих пор нет). В принципе такой догмат имел бы право на существование, хотя постулирование его противоречит, в частности, а) аристотелизму многих отцов, б) не находит опоры в Священном Писании. Если «единосущие» можно было как-то иллюстрировать Писанием, поскольку философский термин суммировал толкование данных Писания, то «сущность» и «энергия» — чисто философские понятия, и как их «проверять» Писанием? Раз Василий Великий писал, что если нам непонятна даже природа муравья, то как осмеливаться мыслить что-то про Троицу, то, спрашивается, какие основания были у Паламы вводить такой догмат, который по сути более революционен, чем «единосущие»? Тогда придется поставить Предание (причем в весьма и весьма произвольно толкуемом виде) куда выше Писания. Но и Палама, и Ларше пытаются обязательно найти что-то у Отцов, чтобы избежать таких крайних формулировок о постоянном и новом откровении Святого Духа, которое не нуждается не только в Писании, но даже и в отеческой традиции.

10) Большинство последних книг Ларше именно компилятивного свойства (типа «Врачевателя» или по эсхатологии...). И дальше апологетики и компиляции он не идет и не пойдет. Использование его выводов в научных целях должно быть очень осторожным. Научная ценность книги — минимальна, скорее это просто заявка на тему, хотя необходимость такого исследования давно очевидна (равно как и полная устарелость книги Мейендорфа о Паламе и отсутствие вообще какого-то сводного исследования о Паламе и вообще о паламитских спорах).